– Как это я получил сотрясение мозга? – спросил я. Голова зудела, но почесать ее я не мог – повязка мешала. – Долго я проспал?
– Сотрясение мозга ты получил, потому что тебя по голове били – Газ видел. Он того воба чуть не убил. Впервые видел, чтоб Газ так взбесился. Мне кажется, в таком состоянии он кого хочешь уделал бы. Сегодня вторник, ты пролежал в горячке с субботнего вечера. Не помнишь, что ли?
– Не-а, – протянул я. – Дэрри, я столько уроков пропустил, мне теперь в жизни не наверстать. И мне еще в суд надо, и в полицию – давать показания насчет убийства Боба. А теперь… когда Далли… – я глубоко вздохнул. – Дэрри, думаешь, они нас разлучат? Отправят меня в приют или еще куда?
Он молчал.
– Не знаю, малыш. Ничего не знаю.
Я уставился в потолок. Каково мне будет, думал я, смотреть в совсем другой потолок? Лежать в совсем другой кровати, в другой комнате? В горле у меня стоял твердый, острый комок, сглотнуть никак не получалось.
– И как в больнице был тоже не помнишь? – спросил Дэрри.
Он пытался сменить тему.
Я помотал головой.
– Не помню.
– Ты все звал меня и Газа. Еще маму с папой иногда. Но чаще всего – Газа.
Он сказал это таким голосом, что я взглянул на него. Чаще всего – Газа. А Дэрри я звал, или это он так говорит?
– Дэрри… – я и сам не знал, что хочу сказать. Но было у меня неприятное такое подозрение, что я вовсе и не звал его в бреду, что я, может быть, одного Газа к себе и звал. Что же я наговорил такого, пока мне было плохо? Я не помнил. И не хотел вспоминать.
– Джонни оставил тебе книжку, «Унесенные ветром». Сказал медсестре, что хочет тебе ее передать.
Я поглядел на книжку, которая лежала на столе. Дочитывать не хотелось. Не смогу читать дальше, после того, как джентльмены-южане доблестно едут на верную смерть. Джентльмены-южане с огромными черными глазами, в голубых джинсах и футболках. Джентльмены-южане, которые оседают на землю при свете фонарей. Не вспоминай. Не старайся понять, кто доблестно погиб, а кто нет. Не вспоминай.
– А где Газ? – спросил я и чуть себя за это не пнул.
Почему ты с Дэрри не разговариваешь, идиот ты этакий? Почему тебе так не по себе становится, когда ты с ним разговаривать?
– Надеюсь, что спит. Он утром брился, так я испугался, что он заснет и глотку себе перережет. Пришлось затолкать его в кровать, и он в один миг вырубился.
Но все надежды Дэрри на то, что Газ спит, тут же пошли прахом, потому что тот – в одних джинсах – влетел в комнату.
– Эй, Понибой! – завопил он и рванулся ко мне, но Дэрри успел его перехватить.
– Полегче, дружок, полегче.
Пришлось Газу всего-то попрыгать на кровати да помолотить меня по плечу.
– Черт, ну и разболелся же ты. Сейчас как, нормально?
– Нормально. Только голодный немного.
– Еще бы ты не был голодный, – сказал Дэрри. – Ты пока болел, от еды отказывался. Грибного супа хочешь?
Тут я вдруг ощутил, до чего пусто у меня в желудке.
– Блин, вот уж не откажусь!
– Сейчас сварю тебе. Газ, не наскакивай на него, ладно?
Газ возмущенно на него поглядел.
– Ты чего, думаешь, я его тут кроссы заставлю бегать или еще что?
– Ой, не-ет, – простонал я. – Кроссы. Похоже, из всех соревнований я выбыл. Ни одного кросса пробежать не смогу. А тренер так на меня рассчитывал.
– Да ладно тебе, на следующий год пробежишь, – сказал Газ. Газ никогда не понимал, почему для нас с Дэрри так важен спорт. Не понимал он, впрочем, и чего мы из кожи вон лезем ради учебы. – Не трясись ты из-за какого-то там кросса.
– Газ, – внезапно спросил я, – а что я в бреду говорил?
– А, тебе все казалось, что ты в Виндриксвилле. Потом ты повторял, что Джонни не хотел убивать того воба. Слушай, не знал, что ты копченую колбасу не любишь.
Я похолодел.
– Не люблю. Никогда не любил.
Газ только посмотрел на меня.
– А раньше ел. Вот поэтому ты от еды и отказывался, пока лежал в горячке. Мы тебе что ни предложим, а ты – не люблю колбасу, и все тут.
– Не люблю ее, – повторил я. – Газ, а я звал Дэрри, когда бредил?
– Ну да, звал, – он как-то странно на меня поглядел. – Ты и его звал, и меня. Иногда маму с папой. И еще – Джонни.
– А. Я думал, вдруг я Дэрри не звал. И мучился из-за этого.
Газ рассмеялся.
– Звал, звал, не волнуйся. Мы с тобой там столько времени просидели, что врач сказал, мы сами в больницу загремим, если не поспим хоть немного. Впрочем, поспать мы так и не поспали.
Я внимательно поглядел на него. Вид у Газа был совершенно измученный – под глазами темные круги, лицо усталое, напряженное. Но его темные глаза были по-прежнему смешливыми, беззаботными, бедовыми.
– Выглядишь ты паршиво, – честно сообщил ему я. – На что спорим, что ты и трех часов с субботы не проспал.
Он улыбнулся, но отнекиваться не стал.
– А ну, двигайся.
Он перелез через меня, шлепнулся на кровать, и когда Дэрри принес суп, мы уже оба крепко спали.
В постели пришлось проваляться еще целую неделю. Меня это бесило, не люблю лежать без дела и таращиться в потолок. В основном я читал и рисовал картинки. Однажды я листал старый школьный альбом Газа и наткнулся на снимок, который показался мне смутно знакомым. Но даже имя под фотографией – Роберт Шелдон – мне поначалу ни о чем не сказало. Но потом до меня дошло – это же Боб. И я хорошенько вгляделся в снимок.
На фото он был совсем не похож на того Боба, которого помнил я, но на школьных фото мало кто вообще на себя похож. Здесь он в десятом классе, значит, когда погиб, ему было лет восемнадцать. Да, он уже тогда был симпатичным, с бесшабашной улыбкой – в этом он чем-то напоминал Газа. Красивый черноволосый парень с темными глазами, может, карими, как у Газа, а может, и темно-синими, как у братьев Шепард. А может, глаза у него были черными. Как у Джонни. Раньше я особо не думал про Боба – не было времени о нем подумать. А тут задумался. Каким он был?